В начало
ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА III (1)


... В 1945 году я пошла в первый класс. В конце сентября мне должно было исполниться 8 лет. Можно было бы пойти на год раньше, но мама уговорила начальницу оставить меня еще на год в детском саду. Там все-таки кормили.

Итак, последние дни августа. Мама что-то продала и купила мне на базаре подержанную «Родную речь» за 300 рублей и новые туфли. А моей подружке Римке Семидиченко купили новые хромовые полусапожки (ее семья жила побогаче нашей). И мы выходим погулять, одев обновки, чтобы немного их разносить перед школой, и подышать свежим воздухом после дождя. Мы вышли на аллею, которая тянется между шоссе и трамвайной линией, как раз перед нашими окнами (мы живем на первом этаже).

К нам подходит молодая рыжеволосая женщина, кутаясь в серую пуховую шаль. Она кого-то разыскивает в наших домах, о чем-то спрашивает. Называет себя Людой. Мы охотно объясняем, показываем, идем рядом с ней. Она нам рассказывает целую историю. У нее есть брат, он работает на фабрике игрушек, и дома у них очень много игрушек. Но он жадный, никому их не дает. А она любит маленьких детей, которым так не хватает игрушек. Незаметно от брата она выносит их из дома и раздает детям. В наших глазах загораются огоньки, нам так хочется получить игрушки.

Люда нам обещает их вынести и ведет к дому брата. Мы как под гипнозом следуем за ней. Куда-то очень далеко, по совсем незнакомой местности, огородами. Она даже угощает нас. Вдруг вытаскивает из-под шали огромные бутерброды белого-белого хлеба, толсто намазанные сливочным маслом. Такую роскошь я не видела никогда. Но на меня нападает брезгливость, и к этому хлебу я не притрагиваюсь. И опять идем. Голова пустая. Мы как роботы. Какой-то незнакомый район. Многоэтажные дома, улицы. Мы садимся на скамейку. Она, наша добрая тетя, показывает на окно на четвертом этаже, которое моет женщина. И говорит, что там живет ее брат. Но она не знает, как вынести игрушки незаметно. Вот если мы дадим ей сапожки и туфли, и она их возьмет, как бы помыть, а сама их набьет игрушками и вынесет... Нам придется ждать очень недолго.

И мы ей отдали своими руками свои самые дорогие вещи. Меня резанула одна деталь. Она очень быстро и незаметно спрятала нашу обувь к себе под шаль, повернулась и ушла. Однако никакой тревоги. Мы стали ждать... чуда.

И вот сидим. Ждем-с. Мальчишки вдалеке развели костер. Вечереет. В окнах зажглись цветные абажуры. Осень. Холодно. Ноги мерзнут. Накрапывает дождик.

Я первая очнулась от шока и поняла, что мы никогда больше не увидим ни эту Люду, ни наши ботинки. Уже поздно. Мы даже не знаем, где находимся. Надо выбираться. Сначала мы принялись искать аферистку и спрашивать у прохожих, не знает ли кто ее. Нас даже привели в ту квартиру на 4 этаже, где женщина мыла окно. Увы... Никакой брат тут не живет, и никаких игрушек нет и в помине.

Вид двух чистеньких растерянных девочек в одних чулках посреди грязной улицы вызывал у прохожих любопытство (каких только историй в те годы не было!) Вокруг нас собирались люди, начинался ажиотаж. Было ясно, что нас обокрали. И снова ко мне пришла мысль: «Надо как можно скорее найти милицию». Я помню, как обратилась к прохожему с просьбой отвести нас скорее в участок. И хотя Римка считалась бойчее меня, тихони, но в этой ситуации лидером оказалась я.
(Это будет повторяться в жизни много раз. В ответственный момент я вдруг почему-то беру лидерство на себя, чтобы потом отойти в сторону и тихо раствориться в пассивно-созерцательной позиции.)

В участке мы врали, не сговариваясь, о том, как с нас стащили обувь. Милиционеры никак не могли понять, как женщина увела нас так далеко от дома, сняла с нас двоих (сразу!) обувь! Повалила, избила?.. Как? Ведь мы, конечно, сопротивлялись и кричали? Это видели прохожие? Есть свидетели?.. Мы что-то невразумительно лепетали, поддакивали... Вспоминали, путались. Напоминали идиоток.

Ну невозможно было признаться, что мы оказались доверчивыми дурами, и нас просто кинули, не особо утруждаясь. (О игрушках, конечно, ни слова!) И мы ведь сами, своими руками сняли с себя свою обувь, даже с радостью в предвкушении последующего счастья. Было противно и стыдно отвечать на все эти въедливые вопросы под взглядами многочисленных посетителей в шумном присутственном месте.

Милиционеры помучались с нами, выслушав невероятные истории от двух дурочек, которым, видимо, с перепугу вдруг изменила память. Дали полбуханки черного хлеба пощипать, отвели в свободный кабинет, где стояли два письменных стола и махнули рукой: «Спите!»

Свет потушили. Мы залегли на столах, укрывшись пальтишками. Быстро навалился сон. Все забыто! Спать! Не было этого...

Вдруг в самый разгар сна нас разбудили очень бесцеремонно. Горит яркий свет. Надо мной заплаканная мама. Римку растолкали ее родители. Крепко взяв за руку, нас повели домой. Снова в чулках по лужам, по грязи. Суровость родителей можно понять. Ведь им сообщили, что нас сняли с подножки трамвая. Тогда это была частая причина задержания детей милицией. И посыльный, не посвященный в подробности дела, донес до родителей привычную формулировку. Воровку не нашли, и обувь нашу не возвратили. Явились мы в первый класс в своих старых потрепанных обувках.

Но вообще-то в детстве меня очень часто искали (описанный случай лишь один из многих). Видимо отсутствие впечатлений в серой, однообразной жизни толкало на поиски приключений, и очень легко я давала себя уговорить, отправляясь в очередное путешествие. Я была целыми днями предоставлена самой себе. Сидела дома или слонялась во дворе. А тут вдруг какая-то активистка собирает группу детей с улицы для посещения музея. Я тут же забываю, что Бабусенька пошла в магазин, а меня оставила подождать ее возле подъезда. Я с радостью присоединяюсь к экскурсии. И столько нового впитываю в себя!!! Когда я возвращаюсь, сердце замирает. Я знаю, что меня ищут, ждут, волнуются, может быть, уже заявили в милицию. Встречные девчонки уже кричат: «Тебя ищут!» Я внутренне вся собираюсь. Я излучаю спокойствие.
Когда я захожу в дом, мама и Бабусенька, хоть и ругают меня, но так рады, как будто я вернулась с фронта. Слава Богу, жива и здорова!

Но один раз я перегнула палку (Как я могла? Так заставить страдать свою мать?! Вот оно — отсутствие мужской руки в воспитании. Отсутствие плетки. Ведь за такие проделки меня никогда не наказывали, а только были рады, что я вернулась цела и невредима.)






Ирина Белая. Воспоминания детства III (1)
<< Медники (2) -- В начало -- Воспоминания детства III (2) >>