В начало
БОРИС БЕЛЫЙ


Было два пути: в Москву, где учился в Текстильном институте на художественном факультете мой двоюродный брат Игорь Медник. Он уже был женат на Маше. Или ехать в Ленинград. Тетя Женя дала мне письмо к своим ленинградским друзьям. Я решила сначала попробовать податься в Москву.

Похождения провинциалки в Москве, пока я искала общежитие Текстильного института — это тема юмористического рассказа. Я как ушла от Миши с вечеринки по случаю Международного женского дня — 8-го марта — в шубе и черном вечернем платье, так в этом и путешествовала. Все вещи (и документы) остались во вражеском стане. Был март, и в Москве уже все растаяло, тротуары сухие, нещадное солнце, а я тащусь в шубе и меховых сапогах, вся запаренная. Нашла наконец общежитие, а Игоря нет, он мне записку оставил. Ждать в его комнате. И вот я сижу в мужском общежитии, на его кровати в своем коротком вечернем платье в обтяжку, а в комнату пришли парни, все сплошь армяне. Сели на свои кровати, с интересом меня разглядывают, узнают, что я «двоюродная сестра Игоря Медника» (!?) и спрашивают, почему я такая строгая, наверное, учительница. Но оказывается совсем чудно — психиатр.

... Потом я нашла Главного психиатра Москвы и Московской области — получила направление в психбольницу в Яхрому. Я была без документов (только паспорт), но мне верили на слово.

В Яхроме мне дали комнату при психбольнице. Жених номер один там был Боря Белый. Он за год до меня приехал из Кишинева. Учится в заочной аспирантуре, раз в неделю занимается в Ленинской библиотеке. Все медсестры его обхаживают. Такой чистенький, аккуратненький, а лоб прямо светится интеллектом.

Уговорили меня как-то поехать с ним в одной электричке в Москву. Он по своим научным делам, а я по магазинам. Некоторым врачам прямо не терпелось нас свести. Но ничего путного из этого мероприятия не получилось. Боря всю дорогу разглагольствовал об интеллекте, о главной роли обучения. Он так покровительственно на меня смотрел, как на дурочку из деревни, что меня так и подмывало говорить все наперекор. К тому же я искренне была не согласна с его точкой зрения. (Мы оба пережимали. Как будто нашла коса на камень. Никакого компромисса!) С интеллектом надо родиться, утверждала я. Обучение — это ерунда, хотя и очень полезно. Приехав в Москву, мы тут же с облегчением расстались навсегда, сказав каждый про себя: «Никогда я больше не подойду к этому дураку (к этой дуре)».

Он был начинающим ученым, а я — женщина с ребенком (мать-одиночка).



1963 год. Я увлекаюсь психиатрией.

1963 год.
Я увлекаюсь психиатрией.
1962 год. Боря на последнем курсе института

1962 год. Боря на последнем курсе института
( в черном пальто).

Мечтает о научной карьере. После окончания института
он попадет в психиатрическую больницу «Костюжены»
под Кишиневом, поступит в заочную московскую аспирантуру,
с 1964 года начнет работать в Яхроме Московской области.


Он увлекался неврологией, но обстоятельства складывались так, что пришлось работать в психиатрии.

Поэтому его темы всегда были на стыке неврологии и психиатрии: «Психические нарушения при опухолях мозга» (его кандидатская). Последняя тема — «Опухоли лобной области» — оказалась роковой (с этим диагнозом он умер). Он хотел защитить докторскую... но написал монографию. Вторая монография «Тест Роршаха. Практика и теория» получила положительную оценку в США. Книгу взяли в библиотеку Университета в Швейцарии, в городе Цюрихе (родине Германа Роршаха).

Боря жил в городе Дмитрове, в квартире от больницы. В одной комнате — он, в другой — пара врачей (Секирины), больших любителей весело проводить время. На 8-е ноября (1965 год) они пригласили меня и еще одного врача — холостого парня — поехать в Москву. Мы там весело гуляли по улицам, хотели пойти в кафе. Нигде не было мест. И вернулись обратно в Дмитров, к ним в квартиру, догуливать праздник. Так Боря оказался вовлеченным в нашу вечеринку. Мы играли в какие-то игры. Дело шло к ночи. Холостой парень предложил мне пойти переночевать у него. Я отказалась. Он ушел обиженный. На утро продолжалось веселье. Врачебная пара вместе с холостым другом, потерявшим ко мне интерес, снова поехали в Москву. А мне пришлось остаться с Борей, который пытался как-то развлекать даму. И этот тягостный для нас обоих день тянулся очень долго. Боря не знал, чем меня удивить. Ставил пластинки и опять начинал рассуждать о классической музыке, а я, «дурочка из деревни», прерывала его критическими и насмешливыми замечаниями. (Это он мне говорит о классической музыке? Мне? Выросшей на этюдах Шопена, прелюдиях Баха и сонатах Бетховена, которые постоянно играла моя тетка. А двоюродная сестра — студентка музыкального училища — с утра до вечера гоняла Прокофьева, мы с ней не пропустили ни одну оперу, у меня был абонемент в филармонию. Мой дядя — скрипач — дирижировал симфоническим оркестром. Я была о-о-очень продвинутой по части музыки. А он мне ставит популярнейшего Россини и что-то там втолковывает...)

К вечеру мы вздохнули с облегчением, так как вернулись из Москвы остальные члены компании. Снова начались игры, шутки, смех. В ходе какой-то игры с переодеваниями мне пришлось повязать Боре женский платок на голову и очень близко посмотреть ему в глаза... И тут вдруг какой-то чертик пробежал между нами.

На улице выпал ранний снег. Кричали дети. Что-то томительное и радостное отозвалось в душе...

С этого дня я уже везде видела Борины глаза: на пятиминутке, в палате, на обходе, во дворе... Как будто магнит поворачивал его глаза в мою сторону.

И вдруг он совершил безумный поступок. Подошел и пригласил поехать с ним в город Дубну... с ночевой (!) В его глазах плясал все тот же чертик. Уговорил свою больную из Дубны, которая приезжала к нему на прием в нашу больницу, уступить ему с невестой (?!) квартиру на ночь. Чего-то такого наплел! И это Боря! Скромнейший из скромных.

Поехали. Была кошмарная ночь...

Сохраню подробности в душе. Чертик раскачивался на люстре и хохотал.

Боря! Если ты там, в своем Царстве Небесном, помнишь что-нибудь, посмейся вместе со мною и поплачь.

Утром мы пошли в кафе, где все напоминало о научном форуме, и даже официантки производили впечатление младших научных сотрудниц (Дубна — город ученых!) Глядя на простой и изящный интерьер, Боря объяснил мне значение японского слова «Сибуй» (он учил японский язык!) Сибуй — это значит «изысканная простота». Боря подарил мне картину: березовая роща и каток — образ Дубны. Эта картина долго висела у нас в доме. До переезда из Катуара в Москву (по дороге сломалась).



1972 год. Катуар.

1972 год. Катуар. Игорьку 1 год.
Картина из Дубны.


С момента путешествия в Дубну стада чертиков стали нас толкать друг к другу. И дотолкались. Мы поженились... На целых тридцать лет (1966 — 1996).

Свадьба была в больнице, в актовом зале. Пышная. Были все сотрудники. Обилие цветов. Блюда готовились на больничной кухне. Фрукты прислали из Кишинева. Через год, когда были закончены разводные дела, мы расписались (1967).

За день до свадьбы Боря, который суеверно верил в счастливый билет, на всех видах транспорта получил его: в общей сложности 6 или 7 счастливых билетов за один день. Такой рекорд впоследствии никогда не был побит. Боря загадал: Москва, диссертация, сын. Все исполнилось.



10.09.66. Яхрома. Свадьба

10.09.66. Яхрома. Свадьба.

Слева: главный врач Исай Моисеевич Муринсон.
Справа: Борин друг Сеня Шепс (сейчас живет в Бостоне, США).


Нам по 28 лет. Даже на свадьбе Боря рассказывает мне о своих научных исследованиях. Я понимаю, чем его пленила. Я ведь любила слушать, а он жаждал кому-нибудь рассказывать. В постоянном общении мы и не заметили, как прошло почти 30 лет.

Однако меня далеко унесло от родословной.